На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Рифли

202 подписчика

ОТБЛЕСК ВЕЧНОЙ СЛАВЫ. СТИХИ И РИСУНКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ПИЛЕНКО

 

 

 Ангелы трубящие

Материнство

В саду Эдемском

София Премудрость Божия построила себе храм

Горний путь


Евангелие детства


 Библейский праведник Иов


Царь Давид





 

 

 

Житие Царя Давида. Вышивка


 

 Притча о пяти мудрых и пяти немудрых девах

 

 

 

 

Ангел с кадилом

Рисунки на библейские темы


 

 





Погреба в Джемете                                   

Платок вышитый в лагере "Высадка Союзников, 1944

Тайная Вечеря, вышивка

Церковь небесная и земная. Причастие

Епитрахиль, вышивка

Богоявление

Троица

Преображение Господне

Встреча Анны и Елизаветы

 

 

 

 

 

Пастырь

Встреча Анны и Елизаветы

Изобразительное искусство наряду со стихами занимало главенствующее место в жизни Елизаветы Кузьминой-Караваевой. Она не только рисовала, но и занималась художественной вышивкой с гимназических лет до последних дней своей жизни в концлагере Равенсбрюк. "Она была настоящая художница, - говорила подруга юности Лизы Пиленко Ю. Я. Эйгер-Мошковская.- Она рисовала охотно и много, и рисовала она не просто хорошо. - На каждом рисунке лежала печать неповторимого своеобразия и таланта. В гимназии мы рисовали банальные гипсовые орнаменты, и некоторые из нас научились их рисовать правильно и точно, может быть, даже изящно. А вот в рисунке Лизы, резком и подчеркнутом, всегда была выделена какая-то идея... Я до сих пор помню ее рисунки, поразившие меня тогда... Она научила меня понимать и живопись как искусство, проникать в самую сущность людей и вещей". В каталоге выставки "Союза молодежи" 1912 г. имя Е. Ю. Кузьминой-Караваевой среди таких художников, как И. Машков, М. Ларионов, Н. Гончарова, О. Розанова, что свидетельствует о ее высоком профессиональном уровне.

В гимназические годы (1908) Кузьмина-Караваева сблизилась с художницей Н. С. Войтинской, котора только что вернулась из-за границы, где занималась литографией в частных студиях Берлина и Парижа. Войтинская  была в курсе новейших направлений современного западного искусства, рисовала в студии Родена, посещала выставки парижских салонов, в ее доме бывали А. Ахматова, К. Сомов, М. Волошин, С. Грузенберг, А. Волынский, Т. Карсавина, Н. Кульбин и др. Безусловно для юной Лизы Пиленко Войтинская стала именно текм человеком, кто смог удовлетворить ее жадный интерес к изобразительному искусству. Возможно, на формирование ее вкусов оказала влияние и художница Соня Бодуэн де-Куртене, подруга Войтинской, постоянный экспонент выставок "Союза молодежи". 

Но начало художественного образования Лизы Пиленко было заложено в гимназии Л. С. Таганцйевой, где рисунок преподавала одна из сестер известных художниц-акварелисток Варвара Шнейдер. Сестры Шнейдер были экспонентками многих петербургских акварельных выставок, дружили с Н. К. Рерихом. Лиза посещала выставки "Мир искусства" и отдавала предпочтение А. Бенуа, Е. Лансере, К. Сомову, Б. Кустодиеув, Н. Альтману. Чудом уцелевшие рисунки Кузьминой-Караваевой не могут исчерпывающе полно передать характер ее творчества, духовный настрой, движимый ими. Однако в этих случайно уцелевших работах так явственно проглядывает ее живая душа. Как и стихи, все ее этюды, рисунки, акварели философичны и связаны с ее внутренним миром. Техника их исполнения в импрессионистической манере. И хотя в своих рисунках на библейские темы она часто использовала восковые краски, их нельзя назвать иконописными в традиционном понимании. И все ее росписи для церкви - это высокая живопись, полная экспрессии и монументальности. Стихи и рисунки матери Марии выходили за рамки традиционности, как и вся ее жизнь, ее монашеский подвиг. В своем Богопознании она была близка к протестантизму. Если бы она не погибла в Равенсбрюке и была бы переправлена в России, русское православие никогда не простило бы ей ее обновленчества. Ей был чужд весь этот елейный духовный комфорт:

        Посты и куличи. Добротный быт. 

        Ложиться в полночь, подниматься в      девять. 

        Размеренность во всем - в любви и гневе. 

        Нет, этим дух уже по горло сыт. 

        Не только надо этот быт сломать, 

        Но и себя сломать и искалечить, 

        И непомерность всю поднять на плечи 

        И вихрями чужой покой взорвать.


          Мать Мария. "Творчество"

Когда мы стремимся христиански обосновать нашу точку зрения на предмет или явление в мире, необходимо различать в этом случае всегда две плоскости. С одной стороны мы должны проникнуть в Божественный замысел этого предмета или явления и должны выявить каким оно ДОЛЖНО быть на основании этого Божественного замысла.

С другой стороны, как только мы установим такую норму, мы не должны бояться встретить сплошные отклонения от неё. Нам нужно всё время учитывать, что в своём становлении ДОЛЖНОЕ неизбежно искажается человеческой греховной природой и в реальности является как бы в неком кривом зеркале.

Вопрос об источнике Творчества и о Творчестве, совершенно отчётливо разрешается в приведённых выше словах. Более того, мы имеем идеальное воплощение подлинного Божественного Творчества в деле Христа на земле. По замыслу Божьему в такой непосредственной зависимости воли человеческой от Божественного произволения должно было бы протекать не только Творчество Иисуса (второго Адама), но и творчество первого Адама. До грехопадения "первый" Адам мог применять к себе все тексты, сказанные "вторым" Адамом. Это убедительно явствует из текстов, обращённых Христом к людям и поражает в них параллельность с текстами характеризующими их взаимоотношение с Отцом. На самом деле, мы не имеем нигде, кроме самого примера Богочеловека, подлинного творчества вдохновлённого и осуществлённого Богом.

Мы видим затем сплошную цепь отклонений в человеческом творчестве, которое искажает этот Божественный замысел, делая его немощным и бледным. Плоды человеческого творчества несут на себе печать субъективных искажений и уклонений в такой степени, что перед нами встаёт вопрос о Злом Творчестве. И на первый взгляд наличие этого Злого творчества - как бы уничтожает всякую возможность говорить о Божественном происхождении Творчества вообще.

Попробуем разобраться в определении Злого Творчества и что мы под этим можем подразумевать. Очень часто попытки разобраться в этом вопросе ведут к тому, что Злым Творчеством мы называем плохое творчество, неудачное творчество, отрицается всякий злой соблазн привлекательности (коль оно неудачное оно не может быть соблазнительным) Сразу скажем, что такое неудачное творчество ни в коем случае не является объектом нашего исследования. Кстати, совершенно безразлично, что создаёт бездарный творец, - рисует ли барашков или волков, пишет ли стихи о добродетели или пороках, строит ли храм или кабак, - всё это в одинаковой мере остаётся вне рассмотрения о подлинности творчества.

ДОБРОДЕТЕЛЬНОСТЬ НАМЕРЕНИЙ не делает бездарное произведение чем-то ТВОРЧЕСКИМ и положительным. Но важно установить отношение к подобным творческим плодам, ведь иногда изображённые волки (условно говоря) заставляют вас сочувствовать волкам и стихи о пороке делают порок привлекательным и кабак эстетически прекрасным. Это и есть Злое творчество. О нём и речь, но как объяснить его существование? Отрицать невозможно, а значит отпадает гипотеза, что злое творчество, это как лже-творчество. Можно искать конечно иной не Божественный источник для подобного творчества, но во-первых подобная гипотеза ведёт к самому вульгарному неприкрытому дуализму, предполагая наравне с Богом иную творческую первопричину. Во-вторых, она совершенно не объясняет огромной массы промежуточных творческих актов, не злого а двусмысленного творчества. Для объяснения факта существования злого творчества попробуем найти некоторые указания на него.

Вот примечательный текст, Христос говорит Пилату: "Ты не имел бы надо мной никакой власти, если бы не было дано тебе свыше". На что дана свыше власть Пилату? На то чтобы отпустить Варавву и распять Христа? На злое творчество?

Есть в Евангелии замечательный пример- это построение Вавилонской Башни и смешение языков: И сказали они," построим себе город и башню высотою до неба и сделаем себе имя, прежде нежели расселиться по лицу всей земли". И сошёл Господь посмотреть город и башню, которую строили сыны человечества. И сказал Господь," Вот один народ и один у всех грех, и вот что начали они делать и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и смешаем язык их так, чтобы один не понимал речи другого". И рассеял их Господь оттуда по всей Земле, и они перестали строить город.( Кн. Бытия.II,4-9)

Тут всё примечательно. Во-первых, это удивительное и неожиданное употребление множественного числа "сойдём и смешаем" - оно в Ветхом Завете всегда означает явление всей Пресвятой Троицы. Дальше можно развить нашу мысль и сказать, что смешение языков у подножья Вавилонской Башни было своего рода насильственным творческим актом. Насильственным в том смысле, что Божественная воля,( против воли людей )сотворила и заставила их сделать ЭТО. Далее здесь замечательно бесплодие безбожного творчества. Это не было Злым Творчеством в буквальном смысле слова, но оно было неосуществлённым, обречённым...Вавилонская Башня не осуществилась, а следовательно творчество было ОБРЕЧЁННЫМ. Осуществилось другое" смешение языков" и оно осталось. Как добро? (спросите вы) Нет, как зло! И можно предположить, что это было злое творчество, ведь люди перестали понимать друг друга, рассеялись по всей земле. Но парадоксально другое, хоть люди и перестали понимать друг друга, но каждый из них что-то осуществляет и строит, говоря на ином дотоле неизвестном языке - Бог и Троица совершили это Злое творчество и исходило оно из Божественного источника.

Наше недоумение может быть разрешено только в сопоставлении с другим событием: "Смешение языков"(так именуется то, что произошло) для этого есть иное выражение "дар языков". Для объяснения сопоставим тексты: "..и внезапно сделался шум с неба, как бы от несущагося сильного ветра, и наполнил весь дом, где ОНИ находились. И явились им разделявшие языки, как бы огненные и почили, как бы по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им повещать"( Деян. II,2-4) Здесь мы видим как одно и тоже Божественное действие Творческой силы, сведённое как бы к одним и тем же результатам -возможности говорить на разных и неведомых языках. Но разница в этих двух действиях существенна и принципиальна. В первом примере: возможность говорить на разных языках приводит к полному непониманию друг друга и к полному разложению понятия ЕДИНСТВА. Во втором случае: дар языков даёт возможность не только понимать других, но и быть понятыми всеми другими. То есть наглядно и реально утверждает наличие ЕДИНСТВА и закрепляет это единство человека в Боге - Творческое ЕДИНСТВО в первоисточнике творчества. И в обоих случаях смешение и дар языков произведено по Божескому волеизъявлению. Бог неизменен и воля ЕГО едина, но творческие результаты Божественного произволения воплощённые человечеством, оказались диаметрально противоположными. В одном случае люди были строители Вавилонской Башни, совершавшие злое творчество, были гордые и самоутвержденные. Во втором примере, это были Апостолы, ученики Христа. Противоположность "инструментов" дала и противоположные результаты.

Тут-то и кроется ключ к тому, чтобы понять что такое всякое Злое Творчество. Можно сказать парадоксально: Злое - отрицательное творчество в точно такой же мере, как и творчество положительное, имеет Божественное происхождение.

Источники этого творчества- Божья воля и Божий замысел, без, которого никто и ничего творить не может. ОН есть премудрость и красота. В данном случае не так творят как ОН говорил когда-то "Да будет свет!" В данном случае ОН творит непосредственно и через инструменты, которыми являются люди. И уже они своими индивидуальными свойствами сообщают творению положительный или отрицательный смысл. Смысл этого Божественного солнца дробиться в луже, океане, в капле росы и т.д. и Творчество есть таким образом некий Богочеловеческий акт. Поскольку человеческое начало всегда иное и никогда несовершенно, и всегда присутствует элемент зла, то и человеческое творчество по сравнению с Божественным замыслом всегда есть своего рода злое творчество. Влияние злого творчества всегда зависит от воспринимающего его субъекта, но является абсолютным злом только для того кто его созидает. Для того чтобы воспринимать чьё либо творение надо как-то в нём соучаствовать его сопереживать. Если человек слеп, то он не видит картины, если глух -не слышит музыки. Но можно быть слепым и глухим не в буквальном смысле этого слова и воспринимать или нет подлинный продукт творчества, и не все люди способны как бы сопережить продукт ТВОРЦА. Иными словами Божественный замысел, преломившись в Творце, вторично преломляется в человеке воспринимающем Творчество. Действие этого продукта зависит от того кто его воспринимает. Мне хотелось бы нарисовать несколько схем объясняющих эту мысль.

I.- Бог. Божественный замысел

II.- Бог.

III- Бог.

IV- Бог

Другими словами -I-е т.е. Божественный замысел во всяких случаях является положительным.

II- е, это Творец человек, он может быть положительным и отрицательным началом, как и во втором и третьем случае.

Воспринимающий творчество может воспринимать его троично:

а) Или адекватно Творцу-человеку( в таком случае положительное творчество он воспринимает положительно, а при отрицательном -отрицательно)

б) Или воспринимать всегда корректируя, сознательно исправляя искажённое, а следовательно он воспримет это творение в чистоте Божественного замысла.

в) И наконец он может воспринять искажённое творчество, без всякой корректировки и в таком случае он в IV- пункте схемы положительное воспримет как злое творчество.

Приведём пример: Один человек смотрит на Рублёвскую Троицу и воспринимает её в прекрасной чистоте её замысла, тот же зритель смотрит на Вакха Леонардо да Винчи и воспринимает его как нечто злое. О таком человеке можно сказать, что нечистому всё нечисто. В приведённом примере о" Вакхе" уничтожается всякая реальность злого творчества. Он его преображает в себе - "для чистого всё чисто".

И первый случай является средним: положительное -положительно, злое - отрицательно, чистое - чисто, нечистое - нечисто. Таковы выводы из сопоставления Евангельских текстов, о положительном творчестве с наличием злого и мы нашли путь объяснить его существование не удаляясь от первоначального утверждения Божественности всякого творческого акта.

     ***

На закате загорятся свечи

Всех соборных башен крутолобых.

Отчего же ведаешь ты, вечер,

Только тайну смерти, жертвы, гроба?

Вечер тих, прозрачен и неярок.

Вечер, вечер, милый гость весенний,

С севера несу тебе подарок

Тайну жизни, тайну воскресенья.

Страсбург. 1931, весна

 

Кто я, Господи? Лишь самозванка,

Расточающая благодать.

Каждая царапинка и ранка

В мире говорит мне, что я мать.

Только полагаться уж довольно

На одно сцепление причин.

Камень, камень, Ты краеугольный,

Основавший в небе каждый чин.

Господи, Христос - чиноположник,

Приобщи к работникам меня,

Чтоб ответственней и осторожней

Расточать мне искры от огня.

Чтоб не человечьим благодушьем,

А Твоей сокровищницей сил

Мне с тоской бороться и с удушьем,

С древним змием, что людей пленил.

Гренобль, 1932

 

     ***

За этот день, за каждый день отвечу, -

За каждую негаданную встречу, -

За мысль и необдуманную речь,

За то, что душу засоряю пылью

И что никак я не расправлю крылья,

Не выпрямлю усталых этих плеч.

За царский путь и за тропу пастушью,

Но, главное, - за дани малодушью,

За то, что не иду я по воде,

Не думая о глубине подводной,

С душой такой крылатой и свободной,

Не преданной обиде и беде.

О, Боже, сжалься над Твоею дщерью!

Не дай над сердцем власти маловерью.

Ты мне велел: не думая, иду...

И будет мне по слову и по вере

В конце пути такой спокойный берег

И отдых радостный в Твоём саду.

22 августа 1933 г.

 

      ***

Я знаю, зажгутся костры

Спокойной рукою сестры,

А братья пойдут за дровами,

И даже добрейший из всех

Про путь мой, который лишь грех,

Недобрыми скажет словами.

Не будет гореть мой костёр

Под песнопенье сестёр,

Под сладостный звон колокольный,

На месте на Лобном, в Кремле,

Иль здесь, на чужой мне земле,

Везде, где есть люд богомольный.

От хвороста тянет дымок,

Огонь показался у ног

И громче напев погребальный.

И мгла не мертва, не пуста,

И в ней начертанье креста -

Конец мой! Конец огнепальный!

17 июля 1938г, Париж

 

      ***

Запишет все слова протоколист,

А судьи применят законы.

И поведут. И рог возьмёт горнист.

И рёв толпы...И колокола звоны...

И крестный путь священного костра,

Как должно, братья подгребают уголь.

Вся жизнь, - огонь, - паляще и быстра.

Конец...как стянуты верёвки туго.

Приди, приди, приди в последний час.

...Скрещенье деревянных перекладин.

 И точится незримая для глаз

Веками кровь из незаживших ссадин.

17 апреля 1938 г., Париж

 

     ***

Ни формулы, ни мера вещества,

И ни механика небесной сферы

Навек не уничтожат торжества

Без чисел, без механики, без меры.

Нет, мир, с тобой я говорю, сестра,

И ты сестру свою с любовью слушай,

Мы - искры от единого костра,

Мы - воедино слившиеся души...

 

      ***

Два треугольника - звезда,

Щит праотца, отца Давида,

Избрание - а не обида,

Великий дар - а не беда.

Израиль, ты опять гоним, -

Но что людская воля злая,

Когда тебе в грозе Синая

Вновь отвечает Элогим!

Пускай-же те, на ком печать,

Печать звезды шестиугольной,

Научатся душою вольной

На знак неволи отвечать.

Париж, 1942г.

 

      ***

Нет, Господь, я дорогу не мерю,—

Что положено, то и пройду.

Вот услышу опять про потерю,

Вот увижу борьбу и вражду.

Я с открытыми миру глазами,

Я с открытою ветру душой;

Знаю, слышу- Ты здесь, между нами,

Мерой меришь весь путь наш большой...

И смотреть я не буду на чашу,

Где грехи мои в бездну летят,

И ничем пред Тобой не украшу

Мой разорванный, нищий наряд.

Но скажу я, какою тоскою

Ты всю землю свою напоил,

Как закрыты дороги к покою,

Сколько в прошлом путей и могил.

Как в закатную серую пору

Раздаётся нездешний набат

И видны истомлённому взору

Вихри крыльев и отблески лат.

И тогда, нагибаясь средь праха,

Прячась в пыльном, земном бурьяне,

Я не знаю сомненья и страха,

Неповинна в свершенной вине.

Что-ж? Суди! Я тоскою закатной

Этим плеском немеркнувших крыл

Оправдаюсь в пути безвозвратном,

В том, что день мой не подвигом был.

Париж, 1941г.

 

        ***

Не голодная рысит волчиха,

Не бродягу поглотил туман,

Господи, не ясно и не тихо

Средь Твоих оголодавших стран.

Над морозными и льдистыми реками

Реки ветра шумные гудят.

Иль мерещится мне только между нами

Вестников иных тревожный ряд?

Долгий путь ведёт нас всех к покою,

(Где уж там, на родине, покой?)

Лучше по звериному завою,

И раздастся отовсюду вой.

Посмотрите, - разметала вьюга

Космы дикие свои в простор.

В сердце нет ни боли, ни испуга,

И приюта нет средь изб и нор.

Нашей правды будем мы достойны,

Правду в смерть мы пронесём, как щит.

Господи... неясно, неспокойно

Солнце над землёй Твоей горит.

Париж, 1937г.

 

       ***

Только к вам не заказан след,

Только с вами не одиноко,

Вы, - которых уж больше нет,

Ты, моё недреманное Око.

Точно ветром колеблема жердь,

Я средь дней...И нету покоя.

Только вами, ушедшими в смерть

Оправдается дело земное.

Знаю, знаю, - немотствует ад.

Смерть лишилась губящего жала.

Но я двери в немеркнущий сад

Среди дней навсегда потеряла.

Мукой пройдена каждая пядь,

Мукой, горечью, болью, пороком.

Вам, любимым дано предстоять

За меня пред сияющим Оком.

Париж, 1941г.

 

       ***

Прощайте берега. Нагружен мой корабль

Плодами грешными оставленной земли.

Без груза этого отплыть я не могла бы

Туда, где в вечности блуждают корабли.

Всем, всем ветрам морским открыты ныне снасти.

Все бури соберу в тугие паруса.

Путь корабля таков: от берега где страсти,

В бесстрастные Господни небеса.

А если не доплыть? А если сил не хватит?

О, груз достаточен... неприхотливо дно.

Тогда холодных, разрушительных объятий

Наверно миновать не суждено.

Париж, 1941г.

 

       ***

От пути долины, от пути средь пыли 

        Далеко уводит светлый, звездный путь. 

        Пусть могилы вечны, пусть страданья были, - 

        Радость ждет могущих вниз к былым взглянуть. 

        И хочу исчислить, и хочу вернуть я 

        Радость горькую, нежданных, быстрых встреч; 

        Вспомнить безнадежность, вспомнить перепутья, 

        Осветить былое светом звездных свеч. 

        Я плыла к закату; трудный путь был долог: 

        Думала, что нет ему конца; 

        Но незримый поднял мне закатный полог 

        И послал навстречу светлого гонца. 

        Я к нему в обитель тихо постучала;

        Он открыл мой звездный, мой последний путь.

        И настал конец, и близилось начало;

        И сдавила радость мне тисками грудь.

       ***

        Премудрый Зодчий и Художник, 

        Сын вечный вечного Отца., 

        Христос мой Подвигоположник, - 

        Не видно дням моим конца; 

        И этот мир еще ни разу 

        Мне родиной второй не стал; 

        И дух, лишь тления заразу 

        С горячим воздухом вдыхал. 

        Отдавши дни глухой заботе, 

        Следя, где сеет зерна тать, 

        Преображенья темной плоти 

        Мучительно и трудно ждать. 

        Но память сберегла обеты 

        И слово тихое: смирись; 

        И на пути земном приметы 

        Дороги, что уводит ввысь.

        День новый наступил суров: 

        Все те-же мысли, те-же люди; 

        Над миром вознесен покров, 

        Во всех - тоска о вечном чуде.

        И близится звенящий миг 

        Стрелою, пущенной на землю; 

        Какой восторг мой дух постиг, 

        Каким призывам тайным внемлю,

        Вонзилась острая стрела 

        В земное сердце, в уголь черный; 

        Чрез смерть дорога привела 

        К последней грани чудотворной.

        И за стеной ребенка крик, 

        И реки ветра под небесным сводом, 

        И меж камней пробившийся родник, 

        К которому устами ты приник, - 

        Все исчезает, год за годом. 

        Нежданно осветил слепящий яркий свет 

        Мой путь земной и одинокий; 

        Я так ждала, что прозвучит ответ; 

        Теперь - же ясно мне, - ответа нет, 

        Но близятся и пламенеют сроки. 

        О, тихий отзвук вечных слов, 

        Зеленой матери таинственные зовы. 

        Как Даниил средь львиных рвов 

        Мой дух к мучению готов, 

        А львы к покорности готовы.

       ***

        Когда мой взор рассвет заметил, 

        Я отреклась в последний раз; 

        И прокричал заутро петел, 

        И слезы полились из глаз.

        Теперь я вновь бичую тело; 

        Обречена душа; прости. 

        Напрасно стать земной хотела, - 

        Мне надо подвиг свой нести.

        Мечтать не мне о мудром муже, 

        И о пути земных невест;. 

        Вот с каждым шагом путь мой уже, 

        И давит плечи черный крест.

        ***

        Бодрствуйте, молитесь обо мне, 

        Все, держащие души моей осколок; 

        Ныне час- настал, и путь не долог; 

        Все свершается, что видела во сне. 

        Дух в томленьи смертном изнемог; 

        Братья крепким сном забылись; 

        Час настал; дороги завершились; 

        И с душой моею только Бог.

 

      ***

Мне кажется, что мир еще в лесах, 

        На камень камень, известь, доски, щебень. 

        Ты строишь дом. Ты обращаешь прах 

        В единый мир, где будут петь молебен.

        Растут медлительные купола... 

        Неименуемый, Нездешний. Некто, 

        Ты нам открыт лишь чрез Твои дела,

        Открыт нам, как Великий Архитектор.

        На нерадивых Ты подъемлешь бич, 

        Бросаешь их из жизни в сумрак ночи. 

        Возьми меня, я только Твой кирпич, 

        Строй из меня, Непостижимый Зодчий.

     ***

        Мы не выбирали нашей колыбели, 

        Над постелью снежной пьяный ветер выл, 

        Очи матери такой тоской горели, 

        Первый час - страданье, вздох наш криком был. 

        Господи, когда-же выбирают муку? 

        Выбрала-б быть может озеро в горах, 

        А не вьюгу, голод, смертную разлуку, 

        Вечный труд кровавый и кровавый страх.

 

      ***

Там было молоко, и мед,

и соки винные в точилах.

А здесь - паденье и полет,

Снег на полях и пламень в жилах.

И мне блаженный жребий дан -

В изодранном бреду наряде.

О Русь, о нищий Ханаан,

Земли не уступлю ни пяди.

Я лягу в прах и об земь лбом,

Врасту в сухую глину.

И щебня горсть, и пыли ком

Слились со мною в плоть едину.

 

      ***

Что я делаю? - Вот без оглядки

Вихрь уносится грехов, страстей.

Иль я вечность все играла в прятки

С нищею душой своей?

Нет, теперь все именую четко -

Гибель значит гибель, грех так грех.

В этой жизни, дикой и короткой,

Падала я ниже всех.

И со дна, с привычной преисподней,

Подгребая в свой костер золу,

Я предвечной Мудрости Господней

Возношу мою хвалу.

 

       ***

Там, между Тигром и Евфратом,

Сказали: юности конец.

Брат будет смерьно биться с братом,

И сына проклянет отец.

Мы больше не вернемся к рощам

У тихих вод Твоих возлечь,

Мы ждем дождя посевам тощим,

В золе мы будем хлеб наш печь.

Тебе мучительно быть с нами,

Бессильный грех наш сторожить.

Создал нас светлыми руками, -

Мы ж в свете не умеем жить.

 

        ***

"И каждую косточку ломит,

И каждая мышца болит.

О, Боже, в земном Твоем доме

Даже и камень горит.

Пронзила великая жалость

Мою истомленную плоть.

Все мы - ничтожность и малость

Пред славой Твоею, Господь".

Мне голос оветил: "Трущобы -

Людского безумья печать -

Великой любовью попробуй

До славы небесной поднять".

 

       ***

Трудный путь мы избрали вольно,

А теперь уж не восстать, не крикнуть.

Все мы тщимся теснотой игольной

В Царствие Небесное проникнуть.

Не давал ли ты бесспорных знаков?

И не звал ли всех нас, Пастырь добрый?

Вот в боренье мы с Тобой, как Яков,

И сокрушены Тобою ребра.

 

       ***

Убери меня с Твоей земли,

С этой пьяной, нищей и бездарной,

Боже силы, больше не дремли,

Бей, и бей, и бей в набат пожарный.

Господи, зачем же нас в удел

Дьяволу оставить на расправу?

В тысячи людских тщедушных тел

Влить необоримую отраву?

И не знаю, кто уж виноват,

Кто невинно терпит немощь плоти, -

Только мир Твой богозданный - ад,

В язвах, в пьянстве, в нищите, в заботе.

Шар земной грехами раскален,

Только гной и струпья - плоть людская.

Не запомнишь списка всех имен,

Всех, лишенных радости и рая.

От любви и горя говорю -

Иль пошли мне ангельские рати,

Или двери сердца затворю

Для отмеренной так скупо благодати.

 

       ***

Братья, братья, разбойники пьяницы,

Что же будет с надеждою нашею?

Что же с нашими душами станется

Пред священной Господнею Чашею?

Как придем мы к Нему неумытые?

Как приступим с душой вороватою?

С раной гнойной и язвой открытою,

Все блудницы, разбойники, мытари

За последней и вечной расплатою?

Будет час, - и воскреснут покойники,

Те - одетые в белые саваны,

Эти - в вечности будут разбойники,

Встанут в рубищах окровавленных.

Только сердце влечется и тянется

Быть, где души людей не устроены.

Братья, братья, разбойники, пьяницы,

Вместе встретим Господнего Воина.

 

        ***

Чудом Ты отверз слепой мой взор,

И за оболочкой смертной боли

С моей волей встретились в упор

Все предначертанья черной воли.

И людскую немощь покарав,

Ты открыл мне тайну злого чуда.

Господи, всегда Ты свят и прав, -

Я ли буду пред Тобой Иуда?

Но прошу - нет, даже не прошу,

Просто говорю Тебе, что нужно.

Благодать не даруй по грошу,

Не оставь пред злобой безоружной.

Дай мне много - ангельскую мощь,

Обличительную речь пророка,

В каждом деле будь мне жезл и вождь,

Солнце незакатное с Востока.

Палицей Твоею быть хочу

И громоподобною трубою.

Засвети меня, Твою свечу,

Меч, покорный и готовый к бою.

И о братьях: разве их вина,

Что они как поле битвы стали?

Выходи навстречу, сатана,

Меч мой кован из Господней стали.

 

        ***

Не внезапно, не в иные сроки,

А все время, с горем пополам,

По моим по сумрачным углам

Виден мне простор иной, широкий.

Нищенство и пыль, и мелочь, мелочь,

И забота, так что нету сил...

Но не Ты ль мне руку укрепил?

Отвратил губительные стрелы?

Все смешалось: радость и страданье,

Темнота, и ширь, и верх, и дно,

И над всем звенит, звенит одно

Ликованье.

 

      ***

Средь этой мертвенной пустыни

Обугленную головню

Я поливаю и храню.

Таков мой долг суровый ныне.

Сжав зубы, напряженно, бодро,

Как только опадает зной,

Вдвоем с сотрудницей, с тоской,

Я лью в сухую землю ведра.

А где-то нивы побелели

И не хватает им жницов.

Зовет Господь со всех концов

Работников, чтоб сжать поспели.

Господь мой, я трудиться буду,

Над углем черным буду ждать,

Но только помоги мне знать,

Что будет чудо, верить чуду.

Не тосковать о нивах белых,

О звонких выгнутых серпах,

Принять обуглившийся прах

Как данное Тобою дело.

 

       ***

Жить в клопиной нищенской каморке...

Что-то день грядущий принесет?

Нет, люблю я этот тихий гнет,

О Христос, Твой грустный мир прогорклый.

 

        ***

Нечего больше тебе притворяться,

За непонятное прятать свой лик.

Узнавшие тайну уже не боятся,

Пусть ты хитер, и умен, и велик.

И не обманешь слезинкой ребенка,

Не восстановишь на Бога меня.

Падает с глаз наваждения пленка,

Все я увидела в четкости дня.

Один на один я с тобой, с сатаною,

По Божью веленью, как отрок Давид,

Снимаю доспехи и грудь я открою.

Взметнула пращою, и камень летит.

В лоб. И ты рухнул. Довольно, проклятый,

Глумился над воинством ты, Голиаф.

Божию силу, не царские латы

Узнал ты, навеки на землю упав.

Сильный Израилев, вижу врага я

И Твоей воли спокойно ищу.

Вот и выхожу без доспехов, нагая,

Сжавши меж пальцев тугую пращу.

 

       ***

Завороженные годами

Ненужных слов, ненужных дел,

Мы шли незримыми следами;

Никто из бывших между нами

Взглянуть на знаки не хотел.

Быть может, и теперь - все то же,

И мы опять идем в бреду;

Но только знаки стали строже,

И тайный трепет сердце гложет,

Пророчит явь, несет беду.

Пусть будут новые утраты

Иль призрак на пути моем;

Всё, чем идущие богаты,

Оставим в жертву многократы

И вновь в незримое уйдем.

Зачем жалеть? Чего страшиться?

И разве смерть враждебна нам?

В бою земном мы будем биться,

Пред непостижным склоним лица,

Как предназначено рабам.

 

       ***

Ни памяти, ни пламени, ни злобы, -

        Господь, Господь, я Твой узнала шаг.

        От детских дней, от матерной утробы

        Ты в сердце выжег этот точный знак.

        Меня влечешь сурово, Пастырь добрый,

        Взвалил на плечи непомерный груз.

        И меченое сердце бьется в ребра, -

        Ты знаешь, слышишь, пастырь Иисус.

        Ты сердцу дал обличье вещей птицы,

        Той, что в ночах тоскует и зовет,

        В тисках ребристой и глухой темницы

        Ей запретил надежду и полет.

        Влеки меня, хромую, по дорогам,

        Крылатой, сильной, - не давай летать,

        Чтоб я могла о подвиге убогом

        Мозолями и потом все узнать.

        Чтоб не умом. Не праздною мечтою,

        А чередой тугих и цепких дней, -

        Пришел бы дух к последнему покою

        И отдохнул бы у Твоих дверей.

             ***

Разве можно забыть? Разве можно не знать? 

Помню, - небо пылало тоскою закатной, 

И в заре разметалася вестников рать, 

И заря нам пророчила путь безвозвратный. 

Если сила в руках, - путник вечный, иди; 

Не пытай и не мерь, и не знай и не числи. 

Все мы встретим смеясь, что нас ждет впереди, 

Все паденья и взлеты, восторги и мысли. 

Кто узнает - зачем, кто узнает - куда 

За собой нас уводит дорога земная? 

Не считаем минут, не жалеем года 

И не ищем упорно заветного рая.

        ***

Вела звериная тропа

 Меня к воде седой залива; 

Раскинулась за мною нива; 

Колосья зрелы, ждут серпа. 

Но вдруг тропу мне пересек 

Бушующий поток обвала, 

За ним вода, дробясь, бежала, 

Чтоб слиться с бегом тихих рек. 

И я, чужая всем средь гор, 

С моею верой, с тайным словом, 

Прислушалась к незримым зовам 

Из гнезд, берлог земных и нор. 

Я слышала: шуршит тростник, 

Деревья клонят низко ветки, 

Скользит паук по серой сетке; 

Так тайну тайн мой дух постиг. 

Как будто много крепких жил 

Меня навек с землей связало; 

Как будто в бешенстве обвала 

Мне рок свой образ обнажил. 

И то, что знает каждый зверь, 

Так близко мне, так ясно стало, 

С событий пелена упала: 

Судьба, закон; словам не верь. 

          ***

Как сладко мне стоять на страже; 

Сокровище неисчислимо, 

И я всю ночь над ним не сплю. 

А мой маяк пути укажет 

Всем рыбакам, плывущим мимо, 

И между ними кораблю.

И тот, кто ночью у кормила 

Ведет корабль средь волн и пены, 

Поймет слепящий, белый луч, 

Как много лет я клад хранила; 

Без горечи, без перемены

С крестом носила ржавый ключ. 

Тремя большими якорями 

Корабль в заливе будет сдержан, 

Чтобы принять тяжелый груз. 

Какими он проплыл морями? 

В какие бури был он ввержен? 

Где встретил мертвый взгляд Медуз? 

Но кормщик тихий не расскажет, 

Куда теперь дорогу правит; 

Не разомкнет спокойных уст; 

Мой клад канатами увяжет 

И ничего мне не оставит, - 

Я только страж; вот дом мой пуст.

      ***

 Не помню я часа Завета, 

        Не знаю Божественной Торы. 

        Но дал Ты мне зиму и лето, 

        И небо, и реки, и горы.

        Не научил Ты молиться 

        По правилам и по законам, - 

        Поет мое сердце, как птица, 

        Нерукотворным иконам,

        Росе, и заре, и дороге, 

        Камням, человеку и зверю. 

        Прими, Справедливый и Строгий, 

        Одно мое слово: я верю.

 

       ***

Все забытые мои тетради,

        Все статьи, стихи, бросайте в печь.

        Не затейте только, Бога ради,

        Старый облик мой в сердцах беречь. 

                Не хочу я быть воспоминаньем, - 

                Буду вам в грядущее призыв. 

                Этим вот спокойным завещаньем 

                Совершу с прошедшим мой разрыв.

 

     ***

Отменили мое отчество,

        И другое имя дали.

        Так я стала Божьей дочерью.

        И в спокойном одиночестве

        Тихо слушаю пророчества, - 

        Близки, близки дни печали.

 

        ***

Нет, мир с тобой, я говорю, сестра, - 

        И ты сестру свою сегодня слушай, - 

        Мы - искры от единого костра, 

        Мы - воедино слившиеся души.

 

        ***

Вот кружится ничтожной щепкой 

        Душа в земном кипеньи вод. 

        Все, все мгновенно, все некрепко, 

        Река торжественно плывет. 

        К опустошительной свободе 

        Глас Господа меня позвал. 

        Пусть кружат воды в половодье, 

        Пусть хлещет белопенный вал.

 

        ***

Пусть отдам мою душу я каждому, 

        Тот, кто голоден, пусть будет есть,

        Наг - одет, и напьется пусть жаждущий,

        Пусть услышит неслышащий весть...

 

        ***

Все еще думала я, что богата, 

        Думала я, что живому я мать.

        Господи, Господи, близится плата 

        И до конца надо мне обнищать.

        Земные надежды, порывы, восторги, - 

        Все, чем питаюсь и чем я сыта, - 

        Из утомленного сердца исторгни, 

        Чтобы осталась одна маета.

        Мысли мои так ничтожны-убоги, 

        Чувства - греховны, и воля - слаба. 

        И средь земной многотрудной дороги 

        Я неключимая. Боже, раба.

 

      ***

Не слепи меня. Боже, светом,

        Не терзай меня. Боже, страданьем.

        Прикоснулась я этим летом

        К тайникам Твоего мирозданья.

                Средь зеленых, дождливых мест 

                Вдруг с небес уронил Ты крест.

        Поднимаю Твоею же силой 

        И кричу через силу: Оссана. 

        Есть бескрестная в мире могила, 

        Над могилою надпись: Гаяна.

                Под землей моя милая дочь, 

                Над землей осиянная ночь.

                Тяжелы Твои светлые длани, 

                Твою правду с трудом понимаю.

        Крылья дай отошедшей Гаяне,

        Чтоб лететь ей к небесному раю.

                Мне же дай мое сердце смирять, 

                Чтоб Тебя и весь мир Твой принять.

 

     ***

На желтом берегу, раскинув невода 

        Чуть розоватой сеткой, 

        Мы будем наблюдать, как пенится вода, 

        И как за нысом сгниет лодка без следа, 

        Качаемая зыбью редкой.

                Мы будем наблюдать, как зорь багровых власть

                Повыше заалеет кротко,

                И как зажглась огнями бухты черной пасть,

                Как бьется на ветру развязанная снасть,

                И вдалеке чернеет лодка. 

        Вот люди пронесли какой-то темный тюк; 

        В заглушенных словах их тайна. 

        С высокой мачты вымпел мечется на юг, 

        И ветром донеслось с чернеющих фелюг 

        Как заклинанье моря - майна!

 

        ***

Взлетая в небо, к звездным млечным рекам 

        Одним размахом сильных белых крыл,

        Так хорошо остаться человеком, 

        Каким веками каждый брат мой был. 

                И вдаль идя крутой тропою горной, 

                Чтобы найти взросший древний рай, 

                На нивах хорошо рукой упорной 

                Жать зреющих колосьев урожай. 

        Читая в небе знак созвездий каждый 

        И внемля медленным свершеньям треб, 

        Мне хорошо земной томиться жаждой 

        И трудовой делить с земными хлеб.

 

           ***

Встает зубчатою стеной

Над морем туч свинцовых стража.

Теперь я знаю, что я та же

И что нельзя мне стать иной.

Пусть много долгих лет пройдет,

Пусть будет волос серебриться, -

Я, как испуганная птица,

Лечу; и к дали мой полет.

Закатом пьяны облака,

И солнце борется с звездою;

Над каждой взрытой бороздою

Все то же небо; так века.

И так века взрывает плуг

Усталые от зерен нивы,

И так века шумят приливы,

Ведет земля свой мерный круг.

И так же все; закрыть глаза,

Внимать без счастья и без муки,

Как ширятся земные звуки,

Как ночь идет, растет лоза.

Идти смеясь, идти вперед

Тропой крутой, звериным следом.

И знать - конец пути неведом,

И знать - в конце пути - полет.



 

 



 

 

 


Картина дня

наверх