XXII. Тацит - один из точнейших историков. Сообщая слухи, он всегда упоминает об этом; значит, в словах его о казни Христа больше, чем слух, -сведение, так же, как все остальное у него, идущее или от несомненных для него свидетельств прежних историков, или даже из государственных источников. Нет сомнения и в том, что христианская рука к этому свидетельству не прикасалась; если б прикоснулась, не могла бы оставить дальнейших, может быть, самых сильных, спокойных и злых, когда-либо о христианстве сказанных, слов36. Кратки и тяжки эти слова; гремя, как медные шары, в железную урну падают. Тацит говорит спокойно, но под каждым словом его клокочет ненависть, как та смола, в которой уже горели "светочи Нерона", и сколько еще будет гореть!
Истинный Римлянин - совершенное на земле воплощение Права -Тацит, и в суде над христианами, прав по-своему. Тотчас после тех страшных слов о них прибавляет: "Как бы ни были они виновны и как бы ни заслуживали казни, но не ради общего блага, а свирепостью одною будучи погублены, они пробудили к себе в сердцах жалость".
Потому ли так судит христиан этот "справедливейший", что мало их знает? Но, может быть, все-таки знает не меньше нашего. "Дети, любите друг друга" - с этим шепотом умирает таинственный старец Эфеса, пресвитер Иоанн, - почти современник Тацита. Видеть мог он и тех, кто видел христианских мучеников 64 года, в том числе Петра и Павла; видеть мог в глазах их отблеск самой, на землю сошедшей, Небесной Любви, - и вот, как судит о Ней: "к роду человеческому ненависть".
Что же это значит? Значит: двух миров, бесконечно более противоположных, чем христианство и язычество, - мира здешнего и нездешнего - столкновение небывалое. Тацит еще не знает, но уже предчувствует: Риму - миру, и Христу вместе не быть; мир, или Он. И Тацит прав, - может быть, правее всех, за две тысячи лет, даже христианских, историков.
Лучше всего видно по этим словам о Христе, что летопись Тацита, так же, как самого Рима, -"вековечнее меди", aere perennius. И вот, ответ на вопрос, был ли Иисус, - на этой меди начертан.
XXIII. Третье свидетельство, несколько позднее Тацита (около 120 г.), -Светония.
"Много Нероном сделано зла... но не меньше и доброго... Были казнены христиане, люди суеверия нового и зловредного, superstitionis novae et maleficae". - Это в "Жизни Нерона", а в "Жизни Клавдия": "Иудеев, поджигаемых каким-то Хрестом и усердно бунтовавших, изгнал он из Рима"37. Здесь имя Христа искажено: Chrestus. "Мифологи" ухватились и за эту соломинку: речь будто бы идет о каком-то неизвестном "Хресте", может быть, беглом рабе ("Хрест", "Полезный", довольно частое имя рабов)38. Но мы хорошо знаем, что, в правление Клавдия, никакого бунтовщика-иудея под этим именем не было; знаем также, по св. Юстину, Афинагору и Тертуллиану, что христиан тогда называли Chrestiani, и, следовательно, "Хрестос" у Светония не может быть никем иным, как Христом39.
XIV. Четвертое свидетельство, самое раннее (93--94 гг.) - в "Иудейских древностях" Иосифа Флавия.
Зная, кто такой Иосиф, - отступник от иудейской веры, изменник и перебежчик в римский лагерь, во время Иудейской войны 70 года, придворный летописец Флавиев, римский угодник и льстец, - можно предвидеть, что он будет так же или даже еще больше, чем римские историки, хотя и по другим причинам, замалчивать христианство вообще, и Христа-Мессию, "царя Израилева", особенно, выгораживая себя и свой народ от подозрений в мятеже, в котором некогда и сам участвовал40. Но совсем замолчать будет ему трудно: в Риме слишком хорошо знали христиан, после Иудейской войны и во время Домитианова гонения.
Иосиф говорит о Христе, судя по дошедшим до нас рукописям, в двух местах. Первое, - хотя и очень ранняя (кажется, II века), слишком все-таки грубая и очевидная, христианская вставка. Но, так как место ее, в порядке рассказа, очень естественно41, и так как второе, дальнейшее упоминание о Христе ("брат Иисуса, называемого Христом") предполагает, что о нем говорено раньше: так как, наконец, уже Ориген здесь что-то читал42, то очень вероятно, что в этом месте, действительно, было что-то, искаженное впоследствии христианскою вставкою. Если откинуть все невозможное под пером Иосифа и, кое-что чуть-чуть изменив, сделать возможнее, то вот что останется:
"Явился же в то время Иисус, называемый Христом, искусный чудодей, проповедовавший жадным к новизне людям и соблазнивший многих иудеев и эллинов. И даже тогда, когда Пилат, по доносу наших первых людей, казнил его смертью на кресте, любившие его от начала (или: обманутые им в начале) не перестали его любить до конца. Есть же и доныне община, получившая от него имя христиан"43.
Подлинность второго места признается большинством даже левых критиков. Упомянув о самовластии первосвященника Анны (Анана) Младшего (родственника того, кто судил Иисуса), после прокуратора Феста и до прибытия Альбина (в начале 62 г.), Иосиф продолжает: "Анан... полагая, что имеет к тому удобный случай... собрал синедрион... для суда над братом Иисуса, называемого Христом, - Иаков имя ему (брату), и обвинив его, вместе с другими, в нарушении закона (Моисеева), велел их побить камнями44.
Так иудейским свидетельством подтверждаются римские: Иисус был.
XXV. Пятое свидетельство в Талмуде.
Древнейшие части его - "повествования", haggada, "поучения", halakha, "притчи", meschalim великих раввинов, - восходят, несомненно, к середине II века, а вероятно, и к началу I - к дням Иисуса: рабби Гиллель (Hillel) и рабби Шаммай (Schammai) - почти современники Господа45.
В первой половине II века учителя Талмуда уже переделывают Evangelion - в Avengilaon, "Зловестие", или Avongilaon, "Власть греха", "беззакония"46. Если же 12-е прошение святейшей молитвы Израиля, Schmonen Esreh, о проклятии "отступников", minim, - и "назареян" (два имени христиан): "Да погибнут внезапно, и самое имя их из Книги Жизни да изгладится", относится, как мы точно знаем, не позже чем к концу I века, то, значит, уже тогда понял Израиль, что вечные судьбы его решаются "Висящим на древе" - Распятым47.
XXVI. В том, что Иисус творил чудеса исцелений, Талмуд не сомневается: с этой будто бы целью выкрал Он из Иерусалимского храма "Неизреченное Имя" (Ягве), по одному сказанию, а по другому, древнейшему (около 100 г.), "принес волшебства из Египта в нарезах на теле" (татуировке)48. В самом конце I века или в начале II рабби Иаков из Кефара, "отступник", все еще творит чудеса "Иисусовым именем"49.
"В Судный день (канун Пасхальной субботы), повешен был Ieschua Hannozeri (Иисус, Назарянин), а до того, глашатай ходил перед ним сорок дней, возглашая: "Сей Иисус Назарянин идет на побитие камнями за то, что волхвовал, обманул и обольстил Израиля. Кто знает, чем его оправдать, да придет и свидетельствует". Но не нашли ему оправдания и "повесили его" (распяли), - сказано в древнейшей части Вавилонского Талмуда50.
Все это значит: иудейские свидетели знают еще несомненнее, чем римские, что Христос был; знают и то, чего те не знают, как Он жил и за что умер.
Правда, все это лишь отдельные точки в пространстве и времени; но если провести между ними линию, то получится легко узнаваемая геометрическая фигура видимого нам и в Евангелии, исторического тела - Христа.
XXVII. И вот, что для "мифологов", может быть, всего убийственней. Все эти свидетели ненавидят Иисуса так, как только могут люди ненавидеть человека; но в голову никому из них не приходит сказать: "Иисуса не было", а ведь этого одного было бы достаточно, чтобы уничтожить Врага.
XXVIII. Св. Юстин Мученик, эллин, обратившийся в христианство в 130 г., родился в Палестине, в древнем г. Сихеме, Flavia Neapolis, вероятно, в конце I века. Мог ли он не знать, что говорили об Иисусе иудеи в Палестине?
"Иисус Галилеянин - основатель безбожной и беззаконной ереси. Мы распяли его, а ученики украли тело и обманули людей, говоря, что он воскрес из мертвых и вознесся на небо", - сообщает, в середине II века, собеседник Юстина, Трифон Иудей. Нет никакого основания не видеть в этих словах того, что палестинские иудеи, в конце I или в начале II века, считали исторически достоверным. Дети и внуки тех, кто некогда кричал: "распни!" - знали и хвастали тем, что отцы их и деды действительно распяли Его. И в голову опять никому из них не приходит, что Иисуса не было51. А ведь уже, конечно, лучше нашего знают они, был Он или не был, может быть, не только потому, что ближе к Нему на два тысячелетия, но и потому, что глаз их иначе устроен, чем наш: хуже видит малое, лучше - большое, и нет над ним того "очарования пустяков", fascinatio nugacitatis, как над нашим глазом52. Вот отчего не могло случиться с ними, злейшими врагами Христа, того, что случилось с нами, христианами: в доме человечества - всемирной истории -- пропал, как булавка, Христос.
XXIX. Первый, более ранний, чем Евангелисты, христианский свидетель - Павел. Подлинность его свидетельства безмерно усилена тем, что он -бывший враг Иисуса, гонитель христиан, - Савл.
Сила Павлова свидетельства такова, что, прежде чем сказать: "не было Христа", надо бы сказать: "не было Павла", а для этого отвергнуть подлинность не только всех его посланий, но и всего Нового Завета, всех творений Мужей Апостольских (90--150 гг.), лучших Павловых свидетелей и, наконец, всех апологетов II века, или, другими словами, истребить целое книгохранилище первохристианской истории53.
XXX. Что же значат слова Павла: "если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем"? (II Кор. 5: 16). Сразу этой загадки нам не разгадать; мы будем разгадывать ее лишь по мере того, как будем узнавать Иисуса Неизвестного. Но стоит только прикоснуться к ней, чтобы увидеть, что слова эти не могут значить, как предполагают левые критики, что Павел знает только Христа Небесного, а Христа земного не знает и не хочет знать. "О, несмысленные Галаты! Кто прельстил вас не покоряться истине, (вас), у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?" (Гал. 3: 1). "Предначертан", προεγράφη, - значит: "на полотне написан кистью художника". Как же бы мог Павел написать Его, если бы не видел, не знал "по плоти"?54 -"Не видел ли я Иисуса Христа, Господа Нашего?" (II Кор. 9: 1). Только ли к видению на пути в Дамаск относятся эти слова? "Кто Ты?" -спрашивает Павел Христа в видении, потому что еще не знает, что Этот и Тот, во плоти, - Один и тот же; и только тогда, когда Господь отвечает ему: "Я - Иисус", он узнает Его, по лицу и по голосу (Деян. 9:5). На этом тождестве Узнанного, сначала в действительности, а потом, в видении, вся вера Павла и будет основана.
XXXI. Павел обратился в христианство, вероятно, осенью 31 года, полтора года по смерти Иисуса55. "Три года спустя, ходил я в Иерусалим, видеться с Петром, и пробыл у него дней пятнадцать" (Гал. 1: 18). Мог ли Павел, за эти дни, не осведомиться у Петра о жизни Иисуса и не узнать Его "по плоти"?
Как хорошо узнал, мы видим из посланий Павла. "Можно бы написать по ним маленькую "Жизнь Иисуса", - это понял еще Ренан56.
Павел знает, что Иисус "родился от жены" и "от семени Давидова", "подчинился закону" (обрезания); знает, что есть у него брат Иаков; что Господь проповедовал, имея около Себя двенадцать учеников; основал отдельную от иудейства общину; признавал Себя Мессией, Сыном Божьим Единородным, но в жизни земной "обеднел", "уничижил Себя", приняв "образ раба"; вольно пошел на крестную смерть; в последнюю ночь перед смертью, установил Тайную Вечерю; был предан одним из учеников Своих и, сделавшись жертвой иудейских старейшин, был распят на кресте и воскрес57.
Сила этих Павловых свидетельств такова, что, если бы даже не было иных, мы все-таки знали бы с большею точностью, чем о многих других исторических лицах, не только что Христос был, но и как он жил, что говорил, делал, и за что умер.
XXXII. Плиний, Тацит, Светоний, Флавий, Талмуд, Павел - шесть друг от друга независимых свидетелей, с противоположнейших сторон и различнейшими голосами говорящих одно. Но, сколько бы ни говорили нам о человеке: "был", мы еще можем не верить; если же видим и слышим его самого, как не поверить? А именно такое видение и слышание в Евангелии.
"О том... что мы слышали, что видели наши глаза... и осязали руки наши... мы возвещаем вам", - говорит если не сам Иоанн, "ученик, которого любил Иисус", то слышавший эти слова от Иоанна (I Ин. 1: 1-3). - "Не хитросплетенным басням (мифам) последуя, но быв очевидцами Его величия, мы возвещаем вам силу... Христа", - говорит Петр, как будто уже предвидя нашу "мифологию" (II Петр. 1: 16-18). Если надо любить, чтобы знать, и если никогда никто никого не любил больше, чем Иисуса - ученики Его, то никто никого никогда и не знал лучше, чем они - Его, и никто ни о ком не имеет большего права сказать: своими ушами слышали, своими глазами видели.
XXXIII. "Мы вынуждены признать за христианскими свидетельствами первых поколений после 30-х годов о главных событиях в жизни Иисуса меру достоверности наивысшую, какая только возможна в истории", - говорит один очень свободный и уж во всяком случае в церковной апологетике не подозрительный критик58. И другой: "Сведения наши о Сократе менее достоверны, чем об Иисусе, потому что Сократ изображен писателями-сочинителями, а Иисус - людьми "неписьменными", почти "неграмотными"59.
Можно сказать: Евангелие - самая несочиненная, неумышленная, нечаянная, невольная, и потому самая правдивая, из всех бывших, настоящих и, вероятно, будущих книг.